Из-за грязно-серого, густо покрытого молочно-белыми предрассветными грядами облаков горизонта, чья привычная нордическая угрюмость предвещает еще один по-зимнему малорадостный день, внезапно появляется раскаленный диск небесного золота. Кажется, что сам красавец Феб на своей огненной колеснице, запряженной красными норовистыми рысаками, сбился со своего привычного пути и завернул в эти неприветливые северные широты, пуская огненные стрелы, как сигналы бедствия, во все стороны.

Одна золотая стрела пронзает непричесанные кроны ближайших сосен и берез, и они вспыхивают всеми цветами радуги, удивленно оживая от долгого сна. Другая со скоростью света попадает в грудь притаившейся на ветке продрогшей за ночь птахе, и она, раненная в свое маленькое сердечко, чудно вздрогнув, заливается радостной песней, первой песней весны и жизни. Третья стрела влетает в темное окно маленького кирпичного домика и разливает свое утреннее золото по столу с неприбранными книгами, чашкам с недопитым кофе, разбросанным ручкам, карандашам, очкам и, в конце концов, вонзается в маленький китайский коврик на половичном полу. Брызги солнечного золота летят во все стороны, попадают на стулья, шкаф, кровать, заставляя меня открыть глаза.

Я осторожно вглядываюсь в тускло закрашенное дождями и снегами окно. Мир вокруг преобразуется чудеснейшим образом. Угрюмые тучи трусливо раcползаются в разные стороны, иссохшие за долгую зиму деревья благодарно покачивают гигантскими ветвями-руками, наливаясь живительными соками, притоптанная ледяными ножищами зимы, сонная трава-мурава медленно выпрямляется, все вокруг потихоньку оживает, тянется вверх, порхает, летает, скачет, бегает, свиристит, приходя в весеннее неистовство.

Я стремительно вскакиваю с постели - не медленно и неохотно выползаю, как обычно, из моего теплого ночного убежища, а радостно выскакиваю, далеко откинув край толстого шерстяного одеяла, натягиваю на себя остывшую одежду и, весело прыгая на одной ноге, устремляюсь на все еще сумрачную кухню.

Пока мой кофе готовится, я, весело мурлыкая себе что-то мало понятное под нос и время от времени выкрикивая всякие несуразицы на разных языках, с улыбкой блаженного и в немом ликовании радостно перебираю в памяти все приятности, которые со мной сегодня всенепременно случатся.

Самое большое удовольствие, которое я предвкушаю и мысль о котором приводит меня в приятное возбуждение, – это предстоящая встреча с дорогим моему сердцу, купающимся в лучезарных красках раннего солнца и благоухающим всеми ароматами юной девы-весны, лесом. Лесом-чародеем, лесом-целителем, лесом-самой жизнью.

Сколько раз он, как верный друг, помогал мне в трудную минуту, наделяя меня своей первобытной силой, врачевал мои душевные раны. Сколько раз я, преданный и не понятый миром, своими друзьями и близкими, самим собой, жалкий и растоптанный, в смятении, бросив все, бежал к нему, ища уединения и утешения, и всегда успокоенный, с новыми силами возвращался назад. Сколько раз, вдохнув его настоянный на молочном тумане и терпких еловых шишках, разбавленный трелями лесных птиц и подогретый золотыми лучами солнца, воздух, я вновь обретал потерянные, как казалось, навсегда, душевное равновесие и покой сердца.

Наспех проглотив горячий кофе и выждав, пока солнце не обретет полуденную силу, прихватив с собой все свое замечательное расположение духа, по узкой тропке, мимо старого обшарпанного сарая, вдоль сирых яблонь и слив, по меже и прямиком через мертвые черные поля, невзирая на трясины из жирной грязи и ледяные проталины, я направляюсь к высокой зеленой стене, гордо встающей вдали, стене из сосен, елей, осин и берез. По дороге, полузакрыв глаза и блаженно улыбаясь, я щедро подставляю свое лицо нежным лучам весеннего солнца, с любовью внимая бесшабашному птичьему пересвисту. Даже злобное карканье наглых ворон, шмыгающих вдоль и поперек черноточащих полей, в поисках бесплатного завтрака, звучит как прекрасная музыка.

Наконец я вступаю в первый редкий прилесок. Тропинка игриво бежит под уклон. Тут и там виднеются ранние первоцветы. Они стыдливо выглядывают из-под прошлогодней полусгнившей черно-рыжей листвы – незатейливые, скромные и чистые, как сама природа. Сквозь чащу проглядывают бархатистые полураскрывшиеся глаза вербы. Сердце в груди одуренно бьется, разгоняя по венам насыщенную кислородом кровь, голова легко кружится, все органы чувств торопятся впитать запахи, звуки, цвета.