Сейчас уже нельзя с определенностью сказать, откуда появилась наряженное хвойное дерево. Большинство исследователей вопроса склоняются к тому, что обычаи, связанные с «рождественской» елкой, зародились достаточно поздно среди протестантов Германии, в конце XVII века (есть предание, что первую елку нарядил основатель реформации М. Лютер). То есть наряженная ель – это продукт эпохи Нового Времени, времени - торжества рационализма, скептицизма и атеизма. И именно в эту смутную эпоху, в XVIII веке, рождественские деревья стали украшать на всем пространстве Западной Европы.
С уверенностью можно сказать, что наряжание ели – это сугубо языческий обычай, получивший «христианское» обоснование в протестантской среде. С некоторой долей вероятности можно утверждать, что ель в германской мифологии есть прообраз так называемого «мирового древа», символа присущего большинству языческих традиций, где «мировое древо» обозначает мироустройство. Строение ели как нельзя лучше подходит для этого символа: верхушка, как некая первоначальная точка, а затем строго ниспадающие по иерархии (по размеру) круги ветвей (областей мироустройства), от маленьких (духовных) на верху, до самых крупных (материальных) внизу. Таким образом, данный символ знаменует собой бытийственную языческую триаду – Единое, духовная основа мира, материальный мир. Украшение деревьев древний и архаичный языческий обычай, сохранившийся до наших времен, среди различных народов мира. В христианской традиции «мировое древо», символизирующее видимый универсум, имеет аналогию с библейским древом «добра и зла». Св. Максим Исповедник прямо называет «древо добра и зла» образом созданного мира. Протестанты, отвергнув предшествующую латинскую традицию вынуждены были искать собственные символы, отсюда, скорее всего, они и выбрали ель как образ мира, но попытались придать ему «христианское» значение в своем понимании.
Об этом свидетельствуют первоначальные особые правила елочного убранства. Верхушку ели должна была венчать символическая Вифлеемская звезда в память о той, что возвестила волхвам о рождении Исуса Христа. Ниже на ветвях развешивали яблоки как символ запретного плода, который вкусили Адам и Ева, а также печенья и пряники в память о хлебе, используемом для совершения главного христианского таинства – Евхаристии. Стеклянные и пластмассовые шары символы именно запретного плода – яблока.
В России рождественскую ель «утвердила» императрица Александра Федоровна (бывшая немецкая принцесса из прусских стран), супруга Николая Первого. Именно она вызывала торжественное проведение рождественского праздника с нарядно украшенными еловыми ветками. Постепенно «елочная» зараза распространилась в дома знати, потом богатеньких купчиков, а потом и простого народа. «Елочный» символ Рождества среди большинства народа долго считался «барской» забавой. Таким образом, «елочная» традиция для России достаточно нова. Но надо отметить важный момент, что наряженная елка в России посвящалась не новому году, а сугубо Рождеству, естественно в его «никонианском» понимании.
Рождественские «увеселения» продолжались очень недолго, до октября 1917 года, когда Советская власть запретила любые торжества, связанные с религией. «Рождественская» ель и все обычаи, связанные с этим торжеством прекратились. Но сами символы праздника оказались очень живучими. Они вскоре были возрождены большевиками, правда, с иным сущностным наполнением. Возрождение «елочной» традиции произошло в 1935 году. Правительство СССР постановило вернуть празднование только Нового года, а елка превратилась из рождественской в новогоднюю. В 1937-м в Колонном зале Дома союзов (бывшего Дворянского собрания) была организована первая советская елка для детей. Вместо евангельской символики появилась коммунистическая. Вифлиеемская восмиконечная звезда сменилась пентаклем (пятиконечной звездой). Вместо плюшевых ангелочков на ветках разместились человечки в буденовках и в пионерских галстуках. Елочные шары-яблоки заменили серпы и молоты. Новый год заменяет собой Рождество. Именно в это время атрибутами «новогоднего праздника» становятся странные и удивительные персонажи, а сам «праздник» приобретает характер абсолютной, нечеловеческой вакханалии.
Всем известно, что главной принадлежностью является Дед Мороз. Этот неоднозначный персонаж является своеобразным языческим божком, открывающий, венчающий и завершающий «новогоднее непотребство». Его приход участниками кощунственного действа ожидается почти с религиозным экстазом. Ну, а потом все начинается. На этом главном действующем лице мне и хотелось остановиться.
Откуда взялся этот необычный и противоестественный образ? Стоит остановиться на его внешнем и внутреннем содержании. Дедушка Мороз, который сопровождает все без исключения новогодние елки для детей и новогодние вечеринки для взрослых, многим представляется воплощением стародавнего русского обычая. Надо отметить, что само появление «дедушки» на новогодних праздниках произошло только с 1937 года, а до 1917 года этот «Мороз» не участвовал на Рождественских торжествах, и это было естественно. Обмирщение праздника Рождества в виде веселого спектакля все же не предполагало наличие не связанных с Рождеством действующих лиц. Дед Мороз – это персонаж сугубо советского времени.
Фигура, в которой мы имеем удовольствие созерцать «дедушку мороза» одетого в восточный расписной халат, валенки, в боярской шапке с огромной белой бородой и посохом, имеет достаточно давнюю историю. В таком виде Дед Мороз был рожден на свет, по сути, писателем Владимиром Федоровичем Одоевским. В 1840 году появился рассказ «Мороз Иванович», являющийся художественной обработкой русской сказки «Морозко». Внешний вид, доброта и человеколюбие нынешнего Деда Мороза целиком принадлежат писателю Одоевскому. Художественный образ Мороза Ивановича был с упоением принят образованной публикой как главного действующего лица доброй и веселой сказки. Никто не задумался ни тогда, ни сейчас с какого мифологического прототипа взял Одоевский образ своего деда весельчака. Закрепление образа в сознании безрелигиозной публики произошло с помощью талантливой пьесы Александра Островского «Снегурочка» (1873). В пьесе Мороз обрел статус деда, у него появилось неведомое потомство, внучка-снегурочка. С советских времен дедушка и его внучка становятся неразлучными предстоятелями «новогодних кощун».
В латинских странах роль Деда Мороза стал выполнять св. Никола епископ Мир Ликийских, а внешний образ Санта Клауса возник из рекламы напитка Кока Кола. Западный Санта Клаус совершенно другой персонаж чем Дед Мороз, но это отдельная история и к нашему повествованию она не относится. Если сравнивать Деда Мороза с каким-либо другим мифологическим персонажем, то его ближайшим аналогом является финский «лесной человек» Йоулупукки. Сейчас Йоулупукки выглядит как привычный всем Санта Клаус с белой бородой, в красной шубе и шапке, но еще в XIX веке его изображали в козлиной шкуре и иногда даже с маленькими рожками. У Йоулупукки есть жена — Муори (Muori, «старая хозяйка») — олицетворение зимы. В помощниках у Йоулупукки служат Гномы , которые в течение года сидят в «Пещерах Эха» (Кайкулуолат, Kaikuluolat). Отметим и запомним основные черты финского Йоулупукки – первоначально это существо в козлиной шкуре и с маленькими рожками. На кого он похож, спросим мы заинтересованного читателя? Христианам очень хорошо известно такое козлокопытное существо. У «лесного человека» есть жена с очень интересным именем Муори – воплощающая зиму. Все атрибуты финского Йоулупукки можно целиком перенести и на нашего Мороза Ивановича. Мороз неадаптированных русских народных сказок не обладал веселым нравом современного «дедушки» - это был жестокий и беспощадный мифологический образ. Он мог заморозить насмерть путника, домашнюю скотину или уничтожить холодом озимые посевы. Он использовал свой посох для избиения непослушных, а заплечный мешок – не для подарков, а для сбора приношений, вернее для жертвоприношений себе как низшему языческому божеству.
Имя «Мороз» в языческой мифологии связано с мраком, холодом и смертью (отсюда выражение – «смертельный холод»). Его имя родственно таким словам, как «мор», «мрак», «марево», «морок», «морочить», «смерть» и т.д. «Мороз» активная (мужская) сторона божества, его пассивная (женская) воплощенная сторона обозначалась «снегурочкой» или в подлинной славяно-русской мифологии, богиней Мораной (Мореной, Мараной). Вспомним Йоулупукки и его жену Муори. Её тоже объединяют с темнотой, морозом и смертью. От Исландии до Индии известны мифические персонажи с именем главной частью которого является корень «мор». Эти действующие лица могут причинять всяческое зло: буддийский Мара, искушавший праведных отшельников, скандинавская «мара» — злой дух, способный замучить спящего, «затоптать» его насмерть, Морриган, Богиня древних ирландцев, связанная с разрушениями и войной. Французское слово «кошмар» из того же ряда. Учитывая сказанное можно с определенностью сказать, что «Мороз Иванович» является подземным (хтоническим) низшим божеством или проявленным действием более мощного божества, связанных со смертью, подземным миром и царством мертвых. Недаром, участник сказки про Морозко встречается с ним попав в другой мир через колодец. Колодец выступает здесь как эзотерический вход в лоно земли, в другой, подземный мир.
Скорее всего, Морозко есть воплощение действий славянского божества – Велеса («скотьего бога»), богу богатства, скотоводства и плодовитости. Однако, помимо указания на скотоводство и богатство, имя Велес имеет еще одну бытийственную сторону – культ мертвых, ранее живших предков, а также душ умерших. На эту сторону указал А. Н. Веселовский, приведя ряд балтийских параллелей (welis — литовск. - покойник, welci - души умерших). Вещественным олицетворением Велеса часто был змей, ящер. В этой связи крайне важно учесть отмеченное Ивановым и Топоровым значение корня « Vel » в значении «мертвый», « wæl» (древне-английск.) — «оставшийся на поле боя, труп». Быть может, именно здесь мы найдем объяснение позднейшей связи Велеса с культом мертвых. Животным символизирующим этого бога был медведь. Велес — Велесатый, волохатый; отсюда — волхв — тоже волохатый (может быть, одетый в медвежью шкуру). С Велесом связано созвездие Плеяд — Волосынь, сияние Волосынь предвещает удачную охоту на медведя. Медведь, «лесной царь», владыка леса, вспомним кто такой Йоулупукки «лесной человек», повелитель леса. Велес это бог, выступающий в медвежьем обличье. Возможно, что само имя его было лишь нарицательным иносказанием, вызванным табу на скрытое и подлинное имя: Велес — волохатый, косматый, как позднейший медведь — мед ведающий, как лось — сохатый, рогатый.
Надо отметить, что русские крестьяне-земледельцы, придерживающиеся архаичных языческих представлений, еще в XIX в. жертвовали Велесу последнюю горсть колосьев, оставшуюся на сжатой ниве. Хлеб был убран, поле омертвело, земледелец сложил свою «добычу» в крестцы и лишь тогда вспомнил о Велесе, оставляя ему колосья «на бородку», завязав их узлом. Наряду с этим обычаем у некоторых славянских народов существовало почтительное отношение к последнему снопу, увозимому с поля. Его называли «дедом», «стариком», «бабой», его зерна считали плодовитыми и примешивали их к новым посевным. Составление мертвого, убранного поля с велесовой бородой и последним снопом объясняет связь Велеса с миром предков, покоящихся в земле и помогающих ее плодородию. Умершие предки, напоминали срезанные серпами колосья. Почвенный плодородный слой земли, рождающий колосья, был вместе с тем и вместилищем праха предков.
Среди языческих идолов славянского средневековья наиболее часто встречается изображение бородатого мужчины с огромным турьим рогом, «рогом изобилия» в руке. Единственное божество, с которым можно связывать эти изображения, — это бородатый (как нам известно) «скотий бог» Велес, покровитель земледельческо-скотоводческого хозяйства древних славян и подземного мира. Недаром «Мороз Иванович» всегда выступает с бородой и в образе деда.
Главная роль Велеса как хранителя и владыки царства мертвых, в христианской традиции могла быть сопоставим с проявлениями Сатаны, как «князя мира сего» и лукавого змея. Народные полуязыческие представления о том, что Велес трансформировался в св. Власия Севастийского, не выдерживает никакой критики. В этой связи показательны сведения из жития Авраамия Ростовского, повествующего о том, что в XI в. в Ростове «Чудский конец поклонялся идолу каменну, Велесу». На месте, где стоял поверженный идол Велеса, Св. Авраамий поставил храм, но этот храм был не во имя Власия Севастийского, а во имя Богоявления. Почему во имя Богоявления, а, скажем, не Рождества? Скорее всего, это связано с самой сущностью христианского праздника Богоявления, где праздновалось уже не Рождение Бога Слова – Исуса Христа, а проявления Бога в Трех Ипостасях. Как Творец всяческих проявился во время Крещения и Богоявления, так до него на этом месте язычниками славилось «явление» Велеса, то есть явление ни сущности самого Велеса, а его проявлений в различных вещественных образах, таких как мороз, медведь и т.д. Очевидно св. Авраамий очень хорошо был осведомлен о символической сущности славянского бога мертвых и богатства живых.
Праздник Богоявления отмечается 6 января по юлианскому календарю. Крещение — последний, завершающий день двенадцатидневных зимних святок, начинающихся в ночь с 24 на 25 декабря. В это время по христианской традиции верные христиане ходили и ходят друг к другу славить Христа. Христианские святки покрывают собой языческий новый год (1 января) и особые разгульные русальные «бесовские» игры, отмечаемые язычниками 6 января. С христианской позиции период между Рождеством и Крещением дан человечеству Воплощенным Богом для того чтобы отменить основные темные и плотские языческие торжества, связанные с рождением и проявлением темных сил и приходящиеся на этот период. Во время святок, по христианскому вероучению, происходит торжество преображенья человеческого сознания и человеческой плоти, очищению их с помощью Христа от «сатанинского наследия». Чем знаменовался отрезок языческих святок с 1 по 6 января по юлианскому календарю? Язычники и полуязычники (христиане только по названию) считали это время разгулом всяких духовных сил (нечестии по христианскому воззрению). Сам этот период получил название «страшные вечера». 6 января язычники гадали, устраивали смотрины невест (как это происходило даже я, цинический человек, не описываю это по цензурным соображениям). И вершиной всего этого действа был невероятный разгул, всяческие бесовские игрища, безмерное питие (для впадения в транс), блудодейственные песни и пляски. По всей вероятности, языческие святки делились на две половины: первая (включая языческую новогоднюю ночь) была посвящена будущему урожаю и гаданию о замужестве, а вторая (начиная с новогодней ночи) была связана со скотом и зверьем и представляла собой «велесовы дни». Велес мог выступать и в виде медведя, «лесного царя», и в виде быка-тура, одним из его выступлений и был наш пресловутый Морозко.
С 1 по 6 января, во время «разгула нечестии» многие язычники изображали из себя волхвов одевались в звериные и скотские маски, обвешивались по поясу коровьими бубенцами-боталами. Эти старцы иногда их именовали «медведями» — сходились в ночь под новый год из разных деревень в село и начинали свое длительное и многообразное действо, состоящее из заклинательных обрядов и сражения двух партий ряженых. Среди масок всегда были маски медведя и быка, в которых и проводились святочные маскарады.